|
Археологическая карта Крыма |
|
|
Основное погребение кургана Беш-Оба IV / 2. С.Г.Колтухов
При изучении погребальных памятников IV в. до н.э., принадлежащих степной скифской аристократии, исследователи проявляют интерес и к сравнительно небольшим курганам – «спутникам». Это позволяет получить общее представление о формировании курганных могильников в зоне размещения аристократических памятников, их хронологическом и топографическом отношении к доминирующему кургану. Чрезвычайно показательны результаты работ с материалами небольших курганов группы Солоха[1], засвидетельствовавшие то, что формирование группы началось не ранее появления эпонимного памятника[2]. В связи с этим, при подготовке публикации возник вопрос, что представляет собой в пространственном и хронологическом отношении курган Беш-Оба IV/2. Он расположен в границах Аккайского (Белогорского) могильника, находящегося на границе крымской степи и предгорий между реками Биюк-Карасу и Кучук-Карасу. Курганы занимают вершину г. Ак-Кая, ориентированную с севера на юг и смыкающуюся с ней вершину г. Беш-Оба, вытянутую с запада на восток[3]. Курган IV/ 2 на основе топографической ситуации включен нами в одну из бешобинских групп, в которой доминирует курган IV, высотой около 10 м[4]. Он находится в 150 м к северо-востоку от большого кургана в верхней части обращенного к северу склона куэсты Беш-Оба. Остальные курганы этой группы, находятся в восточном и северо-восточном направлении на расстоянии от 24 метров (курган IV/1) до 700 м (курган IV/8) от кургана IV. Для некоторых из них установлена хронологическая связь с курганом IV, например основные погребения в курганах IV/3 и IV/8 совершены в каменных склепах[5]. Уже это позволяет думать, что они были сооружены не ранее доминирующего кургана, широко датированного нами третьей четвертью IV в. до н.э.[6]. Поскольку в склепах обнаружены «коллективные» погребения эллинистического времени, на наш взгляд, более поздние, чем сами гробницы, для определения времени сооружения курганов приходится привлекать фрагменты амфор. В насыпи кургана IV/3 и в дромосе склепа обнаружены обломки стенок гераклейских амфор и хиосской амфоры. Такое сочетание типично для IV в. до н.э. и, практически невероятно в более позднее время. В разграбленном склепе кургана IV/8 найдены фрагменты херсонесских амфор, амфор Менды и книдской амфоры, ранее определенной как Солоха I. Если амфоры херсонесского производства широко распространены и в III - ΙI вв. до н.э., то амфоры Менды в Северном Причерноморье в эллинистическое время неизвестны, то же можно сказать и о книдских амфорах, охарактеризованных С. Ю. Монаховым как тип I [7]. Курган IV/2 имеет иные черты, чем упомянутые выше небольшие курганы этой же группы. Диаметр округлого кургана 24 м, высота по внешней нивелировке 1,5 м (Рис.1: 1). Ныне задернованная насыпь ранее распахивалась, соответственно высота ее уменьшилась не только за счет естественного расползания, но и за счет механического воздействия. По периметру кургана на полах и близ них заметны небольшие обломки известняка, происходящие, скорее всего, от каменной крепиды. В 1996 г. в центре кургана грабителями, была вырыта яма, ее дно было доведено до уровня плит перекрытия основного погребения, однако могила к началу раскопок еще не была вскрыта. По периметру этой ямы нами заложен небольшой раскоп, достигший площади 36 кв. м. После завершения работ насыпь кургана в границах раскопа была восстановлена. В процессе работ были исследованы два погребальных сооружения: основная могила с расположенным рядом с ней захоронением коней и впускной склеп в западной поле кургана. Структура курганной насыпи определена в границах исследованного участка. При высоте в центре, составлявшей 1,7 м от поверхности погребенной почвы, насыпь оказалась однослойной, состоящей из небольших грунтовых вальков. Выброс суглинисто-мергелистого грунта из основной грунтовой могилы располагался на поверхности погребенной почвы вдоль длинных ее бортов. Мощность погребенной почвы не превышала 0,3 м, ниже начиналась подпочва, переходящая в тонкий слой суглинка, подстилаемый мергелевыми отложениями. Основное погребение кургана заслуживает развернутой характеристики (Рис. 1: 2). Его публикации предшествовало предварительное сообщение с его кратким описанием[8] и обзор материалов впускного склепа из этого же кургана[9]. Прямоугольная могильная яма, расположенная в центре кургана, характеризуется отвесными стенками и закругленными углами, ориентирована с северо-востока-востока на юго-запад-запад. Ее размеры 2,6 х 1,3 м, глубина от древней дневной поверхности 1,4 м. Дно ровное. Могила была перекрыта тремя известняковыми плитами, уложенными поперек ямы, но расколовшимися под давлением насыпи и рухнувшими вниз. Это привело к частичному разрушению костей и отдельных предметов погребального инвентаря. Грунт заполнения делится на два слоя, вверху плотный чернозем, попавший в могилу после разрушения перекрытия, ниже 20-40 сантиметровый слой деструктурированного грунта, просочившегося в щели перекрытия и осыпавшегося со стенок могилы. Костяк взрослого человека лежал в вытянутом положении на спине головой на запад-юго-запад (Рис.2: 1). Череп наклонен в правую сторону, руки и ноги выпрямлены. У левого бедра следы истлевшего колчана или горита с 65 бронзовыми наконечниками стрел (Рис. 3: 10). Между верхней частью костяка и северной стенкой могилы лежали железные наконечники двух дротиков и копья (Рис. 3: 4-6), рядом с каждым из них находилась железная пронизь, служившая для фиксации чехлов или футляров, надевавшихся на наконечники (рис. 3: 1-3). Здесь же находились два железных втока (Рис. 3: 7-8), видимо, древки дротиков были сломаны при помещении в могилу. В юго-восточном углу могилы стояла гераклейская амфора с клеймом (Рис. 4: 1). У южной стенки могилы лежала часть тушки ягненка и железный нож с остатками костяной рукояти (Рис. 3: 11). В 10 см к востоку от костей животного между костяком человека и стенкой могилы в заполнении найдено 5 пластинок из желтого металла с загнутым верхним краем, украшенных пуансонным орнаментом (Рис. 3: 9). Очевидно, это накладки на деревянную чашу, находившуюся в могиле и разрушенную при падении каменного перекрытия. Бронзовые наконечники стрел по классификации А.И.Мелюковой могут быть отнесены к типам: II, 8, 5; II, 10, 12; II, 10, 9; ΙΙ, 6, 1[10]. Необходимо отметить отсутствие трехгранных наконечников, что связано с индивидуальными особенностями колчанного набора. Он состоит, в основном, из стрел двух первых типов. Такие стрелы встречаются в хорошо датированных комплексах, распределяясь по времени от Солохи до Огуза. Интересно, что три первых типа стрел характерны и для колчанов №№ 3-7, происходящих из кургана, раскопанного близ Солохи[11]. Погребение в этом кургане сопровождалось чернолаковым киликом, судя по профилю, относящемуся к середине – третьей четверти IV в. до н.э. и амфорой этого же времени, скорее мендийской мелитопольского варианта, чем фасосской. Четвертый тип стрел представлен несколькими короткими, широкими в основании наконечниками. Например, такой наконечник известен в комплексе из кургана 5 у Дубоссар, относящемся ко второй четверти IV в.до н.э.[12]. Наконечники дротиков типичны для Северного Причерноморья и широко распространенны в степи и лесостепи на протяжении IV в. до н.э. Их перо, почти всегда, имеют строгие треугольные очертания и обращенные вниз жальца. Дротики из публикуемого комплекса, длиной 54 и 40 см, обладают необычным очертанием пера, для которого характерны углы и прямые линии. Показательна архаичность их головок, об этом свидетельствует сходство с предскифскими двухлопастным наконечниками стрел из Малой Цимбалки, или еще более выразительная аналогия с двухлопастными наконечниками с опущенными жальцами из могильника у Кисловодской мебельной фабрики. Большее сходство с длинным наконечником из бешобинского кургана имеет наконечник дротика из Елизаветовского могильника на Нижнем Дону[13]. Близкими очертаниями обладают наконечники дротиков из погребения Акбурунского кургана 1875 г.[14], датируемого временем у рубежа IV – III вв. до н.э. От бешобинских находок они отличаются лишь плавным переходом от пера к острию. Следовательно, не смотря на то, что прямых аналогий нами не обнаружено, наиболее близкие по очертаниям наконечники дротиков известны на европейском Боспоре и на Нижнем Дону. Возможно, эта форма характерна для Северо-Восточного Причерноморья. Некоторую угловатость наконечников из публикуемого погребения, в настоящее время, рационально соотнести с оригинальными особенностями ковки или же сохранностью изделий. Наконечник копья длиной 29 см характеризуется остролистным пером с ребром, конической втулкой с небольшим отверстием для крепления к древку, внизу обрамленной валиком и относится ко второму отделу наконечников копий по А.И.Мелюковой[15]. В качестве аналогий с близкими размерами можно указать наконечник из кургана 6 у Новониколаевки на Нижнем Дону[16], наконечники из кургана 17 у Русской Тростянки[17] и кургана Терновое 4[18] на Среднем Дону. Впрочем, подбор среднедонских аналогий имеют одну особенность, приводя их, мы не учитываем различие в форме втоков, весьма специфических на Среднем Дону и простых цилиндрических, открытых снизу, происходящих из публикуемого здесь комплекса, характерных для Степного Причерноморья. Среди копий Днепровского Лесостепного Правобережья этого времени некоторое сходство с публикуемым предметом имеет наконечник копья из кургана Макеевка 489[19]. Длинный железный нож с костяной рукоятью, скорее всего, по форме близок такому изделию, как хорошо сохранившийся нож из кургана у пос. Шолоховский на правобережье Нижнего Дона[20]. Пять подтреугольных пластинок высотой 2,7 см с пуансонным орнаментом украшали деревянную чашу, о чем можно судить по их профилю, отверстиям для гвоздей и загнутому верхнему краю. Они, по типологии В.О.Рябовой, могут быть отнесены к группе треугольных пластин с орнаментом из точек, широко датируемых V – IV вв. до н.э.[21]. Гераклейская амфора высотой 70 см и диаметром 24,5 см, по форме и размерам может принадлежать к варианту II-2[22]. На ней присутствует клеймо магистрата Ликона и мастера Крония (Рис. 3: 1), относящееся к третьей магистратской группе, датируемой от конца 70-х до середины 50-х гг.[23]. Деятельность магистрата Ликона С.Ю.Монахов относит либо к рубежу 70-х – 60-х гг.[24], либо к первой половине-середине 60-х гг.[25]. Среди опубликованных сосудов, прямой аналогией выглядит гераклейская амфора с клеймом из нижнеднепровского кургана 4 группы V у с. Первомаевка[26], встреченная в комплексе с киликом третьей четверти IV в. до н.э. Впрочем, авторы публикации отнесли амфору к первой четверти столетия. С.Ю.Монахов восстанавливает на этом сосуде клеймо магистрата Молосса, деятельность которого он относит к 70-м гг. IV в.[27]. Захоронение трех коней было совершено к западу от основной могилы на уровне поверхности древней погребенной почвы под аморфным каменным закладом высотой до 75 см (Рис. 1: 2). Под давлением камней многие кости разрушилась. Судя по всему, камни были уложены непосредственно на конские крупы, однако, ближе к головам животных прослежены отпечатки истлевшего дерева. Возможно, эта часть заклада была приподнята и опиралась на деревянное основание. В пользу такого заключения свидетельствует и то, что край заклада, примыкавший к могиле, был оформлен в виде однослойной кладки высотой 45 см. Подобная реконструкция, подразумевающая падение камней и грунта после разрушения деревянного основания, может объяснить и то, что черепа, удила и псалии были сильно фрагментированы. Кони были уложены на брюхо вплотную друг к другу головами на северо-восток (Рис. 2: 2; 4: 2). Костяк 1- южный. Во рту железные удила с псалиями (Рис. 5: 3), на остатках черепа бронзовый наносник (Рис. 5: 1). В области холки и слева у ребер две бронзовые пронизи (Рис. 5: 2). Учитывая то, что в комплексе отсутствует подпружная пряжка, есть основания думать, что одна из двух пряжек, учтенная в комплексе снаряжения коня 2 (Рис.6: 3), на самом деле, принадлежала седлу коня 1. Костяк 2- центральный. Во рту железные удила с псалиями (Рис. 6: 1), рядом две бронзовые пронизи (Рис. 6: 6), у левой передней ноги три бронзовые ворварки (Рис.6: 4), справа от крупа бронзовая пряжка (Рис.6: 3), слева железная пряжка (Рис. 6: 2). Скорее всего, бронзовая пряжка относится к снаряжению коня 1. В области таза две бронзовые бляхи (Рис. 6: 5). Костяк 3 - северный. Во рту железные удила с псалиями (Рис. 7: 1), к одной из половинок прикипело железное кольцо, рядом обломок серебряного кольца с ушком для подвешивания (Рис. 7: 3) и звено железной цепочки (Рис. 7: 5). У левой передней ноги железная пряжка (Рис. 7: 4), у коленного сустава правой ноги две бронзовые бляхи (Рис. 7: 2). Расположение бронзовых блях свидетельствует о том, что некоторые ременные части узды могли быть сняты (разорваны?) и положены отдельно. Набор металлических предметов конского снаряжения характерен для IV в. до н.э.[28]. Подобные изделия встречаются не только в рядовых курганах, но и в многочисленных погребальных памятниках скифской аристократии[29]. В нашем случае, существенное отличие от снаряжения большинства коней из элитных курганов, заключено в отсутствии на удилах строгих насадок. Эти кони были приучены к всаднику. Удила всех трех коней были двухчастными, в наружные петли которых были вставлены крупные прямые псалии с восьмерковидным расширением в срединной части и утолщениями на концах. Судя по удилам коня 3, вместе с псалиями в петлях находились железные кольца для поводий. Такие наборы хорошо известны в Степной и Лесостепной Скифии. Четыре литые бронзовые бляхи в виде лапы хищника со спиральным завитком верхней части относятся к типу широко распространенному в IV в. до н.э. в Северном Причерноморье. Пространственные границы их бытования простираются от Болгарии на западе[30] до Приазовья на востоке и до Лесостепного Правобережья[31], и Среднего Дона[32] на севере. Такие бляхи представлены в нескольких вариантах, включающих и образцы так называемого «фракийского» стиля. Наши находки не имеют прорезей и относятся к наиболее простому варианту с трехчастным выступом внизу, который, учитывая территорию наиболее широкого распространения, можно охарактеризовать как нижнеднепровский. Бронзовые, трехгранные в сечении пронизи, встреченные по два у конских костяков 1 и 2, исходя из реконструкции В.А.Ильинской[33], может быть, следует охарактеризовать как детали узды, находившиеся в местах скрещения ремней. Подобные изделия из железа и бронзы широко распространены в пределах Скифии. С костяком 2 мы связываем три бронзовые ворварки. Они могут быть охарактеризованы как низкие конические. Последние были широко распространены в Скифии и использовались в качестве украшений или функциональных элементов конской узды. В бешобинском кургане они представлены в тонкостенном варианте[34] типичном для IV в.до н.э. Бронзовый нахрапник принадлежит к серии изделий со стилизованным изображением протомы реального или мифического животного, скорее всего, ушастого грифона. Он плоский, двухсторонний без расширения (пяты) в нижней части. Отсутствие опоры свидетельствует о том, что вертикальное положение изделия в узде, либо строго не фиксировалось, либо нахрапник вставлялся в деревянное или металлическое основание, что более вероятно. Технологически и стилистически ему близки два нахрапника из курганов Среднего[35] и Нижнего Дона[36]. Все три подпружные пряжки относятся к типам, имевшим в скифское время самое широкое распространение в степи и лесостепи. Бронзовая подпружная пряжка с кнопочными выступами имеет аналогии на Среднем Дону в кургане 14 могильника Русская Тростянка[37] и в курганах Лесостепного Поднепровья[38]. В сущности, к этому же типу относятся две нижнеднепровские пряжки: из южного захоронения коней в Толстой Могиле, отличающаяся от нашей находки лишь незначительными деталями[39] и из Гаймановой могилы[40]. Круглая пряжка с язычком-выступом находит весьма близкую аналогию в Солохе[41]. Такие пряжки представлены в курганах 14 и 17, 18 у Русской Тростянки на Среднем Дону, в кургане 4 у хут. Сладковский на Нижнем Дону[42]. Подобная же пряжка, но с рельефным декором, происходит из второго Мордвиновского кургана[43] на Нижнем Днепре. Третья пряжка относится к группе прямоугольных или подовальных рамочных изделий с кнопкой-выступом широко распространенных в IV в. до н.э. Они хорошо известны на Нижнем Днепре и в Днепро-Молочанском междуречье, например, присутствуют в Мелитопольском кургане[44], Толстой Могиле[45], Водяной Могиле[46]. Обратимся к хронологии основного погребения кургана IV/2. Для подавляющего большинства предметов вооружения и деталей конского снаряжения она специально не разрабатывалась, не входит это и в задачи нашей публикации. Можно лишь отметить, что эти изделия, как правило, рассматриваются в широких рамках IV в. до н.э. Единственным хорошо датируемым образцом античного импорта в комплексе была гераклейская амфора, которую в соответствии с современными взглядами на клеймение Гераклеи Понтийской можно поместить в 60-е гг. IV в. до н.э. Следовательно, курган IV/2 непосредственно не связан с доминантой курганной группы – курганом IV и несколько старше его. Однако, к такому выводу, в настоящее время, следует относиться как к предположению. Указанная нами для кургана IV предварительная датировка (третья четверть IV в. до н.э.), основывается на морфологических особенностях античных амфор. Однако ее еще следует подтвердить или откорректировать датировкой керамических клейм, происходящих из гробниц и курганной насыпи. Вполне вероятны подвижки и в периодизации самих гераклейских клейм. Если исходить из возможностей связи двух упомянутых курганов, то погребение в кургане IV/2, в принципе, можно рассматривать как захоронение коневода. Этому соответствует как характер вооружения, так и количество коней.Однако, для обоснования предположения необходимо завершить раскопки обоих курганов. В случае отсутствия такой связи, погребение может рассматриваться как могила рядового воина. Оружие свидетельствует о том, что это легко вооруженный всадник - лучник и метатель дротиков. Отсутствие меча позволяет предположить, что конник относится к той части войска, которая не должна была вступать в ближний бой. Наличие украшений от деревянной чаши, считавшейся символом воинской доблести, можно рассматривать как признак особой отваги умершего[47]. Чрезвычайно интересно погребение коней. В отличие от подавляющего большинства конских захоронений в скифских курганах, они уложены на древнем горизонте, а не в могильных ямах. В Крыму отсутствие специальных, глубоких конских могил зафиксировано в курганном некрополе Нимфея[48], здесь костяки животных, как правило, находились под завалами камня, перекрывавшими коней и гробницы всадников. Захоронение коней под навалом из мелкого камня, совершенное на ровной поверхности материка[49], известно и в Акбурунском кургане 1862 года. Видимо, на европейском Боспоре, такая особенность обряда возникла под воздействием варварской северокавказской традиции. Это подтверждается и тем, что в Степной Скифии погребения коней на древнем горизонте единичны[50]. На вероятность неких, условно, «восточных» черт указывает и форма дротиков, находящих подобие на Нижнем Дону и в курганном некрополе Пантикапея. Здесь уместно вспомнить и приведенные в качестве аналогий украшению коня 1 бронзовые нахрапники, происходящие со Среднего и Нижнего Дона. Ориентировка погребенного типична для Степного Причерноморья и Крыма. Погребальное же сооружение, в виде грунтовой ямы с плитовым перекрытием, со второй четверти – середины IV в. до н.э. становится одним из основных типов могил скифского населения восточной части Крымского полуострова.
Резюме
В публикации отражены результаты раскопок центрального погребения из небольшого кургана IV/2, входящего в Аккайский (Белогорский) курганный могильник скифской аристократии, расположенный в Предгорном Крыму. По клейму магистрата Ликона, обнаруженному на гераклейской амфоре, захоронение датируется 60-ми гг. IV в. до н.э. Оно совершено в грунтовой могиле с перекрытием из каменных плит. В составе погребального инвентаря, сопровождавшего скифского воина в загробный путь присутствовали два дротика, небольшое копье, набор стрел с бронзовыми наконечниками, железный нож, деревянная чаша с рельефными накладками и амфора. На древнем горизонте рядом с могилой было совершено захоронение трех взнузданных и оседланных коней.
The resume In this
publication results of excavation of the primary burial from the small barrow
IV/2 entering in Akkayskij (Belogorsky) necropolis of Scythian
aristocracy, located in foothill of Crimea are reflected. Here
Heraclean amphora with the stamp of the magistrate Lykon has been found, dated
near 360 BC. The burial is accomplished in a soil tomb with overlapping
from stone plates. In the funeral stock accompanied the Scythian warrior
there were two darts, a small spear, arrows with bronze tips, an iron knife, a
wooden bowl with relief overlays and an amphora. On the ancient horizon near
the tomb the burial place of three bridled and saddled horses has been
accomplished. Литература к статье С.Г.Колтухова.
Виноградов 1993 Ю.А.Виноградов, Курган Ак-Бурун (1875 г.) // Б.А.Раев (ред.). Скифия и Боспор (материалы конференции памяти академика М.И.Ростовцева).- Новочеркасск.- 1993.- С. 38-51. Ильинская 1973 В.А.Ильинская, Скифская узда IV в. до н.э. // В.А.Ильинская/А.И.Тереножкин/Е.В.Черненко (ред.). Скифские древности.- Киев.- 1973.- С. 42-63. Кетрару Четвериков 2005 Н.А.Кетрару, И.А.Четвериков, Курганы скифского времени у города Дубоссары (публикация раскопок 1980-1987 гг.) // Скифия, Фракия и эллинский мир. STRATUM+ .- № 3.- 2003-2004.- С.77-197. Китов Агре 2002 Г.Китов Д.Агре, Въведение в тракийската археология.- София.- 2002. Ковпаненко Бессонова Скорый 1989 Г.Т.Ковпаненко С.С.Бессонова С.А.Скорый, Памятники скифской эпохи Днепровского Лесостепного Левобережья.- К.- 1989. Колтухов 1999 С.Г.Колтухов, Основное погребение кургана Беш-Оба IV/2 // П.П.Толочко (ред.). Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья (К 100-летию Бориса Николаевича Гракова) III Граковские чтения.- Запорожье.- 1999.- С.198-199. Колтухов 2001 С.Г.Колтухов, О крымских курганах с «коллективными погребениями» // И.И.Гущина/Д.В.Журавлев (ред.). Поздние скифы Крыма. Труды ГИМ. Вып. 118.- М.-2001.- С. 59-70. Колтухов 2006 С.Г.Колтухов, Курган IV Аккайского (Белогорского) курганного могильника // А.А.Масленников/Г.А.Кошеленко/Е.М.Алексеева/А.А.Завойкин /А.Б.Колесников (ред.). Древности Боспора. Том 9.- 2006.- С.228-259. Колтухов Мыц 1998 С.Г.Колтухов, В.Л.Мыц, О топографии и хронологии Аккайского курганного некрополя // Культура народов Причерноморья. № 5.-1998.- С. 99-108. Кузнецова 2004 Т.М.Кузнецова, Хронологические реперы могильника группы «Солоха» // М.Ю.Вахтина/В.Ю.Зуев/С.В.Кашаев/О.Ю.Соколова/В.А.Хршановский (ред.). Боспорский феномен: проблемы хронологии и датировки памятников. Материалы международной научной конференции. Часть 2.- СПб.- 2004.- С.255-261. Лукьяшко 2000 С.И.Лукьяшко, К реконструкции событий конца IV- начала III вв. до н.э. на Нижнем Дону // В.И,Гуляев/В.С.Ольховский (ред.). Скифы и сарматы в VII – III вв. до н.э. палеоэкология, антропология и археология. М.- 2000.- С. 167-180. Манцевич 1987 А.П.Манцевич, Курган Солоха. Публикация одной коллекции.- Ленинград.- 1987. Мелюкова 1964 А.И.Мелюкова, Вооружение скифов / САИ.- Вып. Д 1-4.- Москва.- 1964. Мелюкова 1979 А.И.Мелюкова, Скифия и фракийский мир.- Москва.- 1979. Мелюкова 1999 А.И.Мелюкова, Скифские курганы возле Солохи (раскопки 1961-1962 гг.) // А.И.Мелюкова/М.Г.Мошкова/В.А.Башилов (ред.). Евразийские древности. 100 лет Б.Н.Гракову: архивные материалы, публикации, статьи.- М.- 1999. С. 60-97. Мозолевський 1979 Б.М.Мозолевський, Товста Могила.- Київ.- 1979. Мозолевский Полин 2004 Б.Н.Мозолевский С.В.Полин, Курганы скифского Герроса IV в. до н.э. (Бабина могила, Водяна и Соболева могилы).- Киев.- 2004. Монахов 1999 С.Ю.Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье. Комплексы керамической тары VII-II вв. до н.э.- Саратов.- 1999. Монахов 2003 С.Ю.Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье. Типология амфор ведущих центров-экспортеров товаров в керамической таре. Каталог-определитель.- Москва, Саратов,- 2003. Ольховский 1991 В.С.Ольховский, Погребально-поминальная обрядность населения степной Скифии (VII – III вв. до н.э.).- Москва.- 1991. Рябова 1984 В.О.Рябова, Дерев’яні чаші з оббивками з курганів скіфського часу // Археологія.- 1984.- № 46.- С. 31-44. Савченко 2004 Е.И.Савченко, Вооружение и предметы снаряжения населения скифского времени на Среднем Дону // В.И.Гуляев (ред.). Археология Среднего Дона в Скифскую эпоху.- М.- 2004.- С.151-277. Силантьева 1959 Л.Ф.Силантьева, Некрополь Нимфея // Некрополи боспорских городов.- МИА.- № 69.- 1959.- С. 3-107. Смирнов 1984 К.Ф.Смирнов, Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии.- М.-1984. Тереножкин Мозолевский 1988 А.И.Тереножкин Б.Н.Мозолевский, Мелитопольский курган.- Киев.- 1988. Фиалко 2004 Е.Е.Фиалко, Деревянные чаши – знаки воинской доблести у скифов // П.П.Толочко (ред.). Старожитності Степового Причорномор’я і Криму. Том XI.- Запоріжжя.- 2004. Яковенко 1973 Є.В.Яковенко, Скіфи Східного Криму.- Київ.- 1973.
Список иллюстраций к статье С.Г.Колтухова.
Рис. 1. 1 – план кургана IV/2; 2 – план и разрезы основного погребения и захоронения коней.
Рис. 2. 1 – план могилы; 2 – план захоронения коней. Рис. 3. 1-3 – железные ворварки; 4 – наконечник копья; 5-6 – наконечники дротиков; 7-8 – подтоки дротиков; 9 – накладные пластины; 10 – бронзовые наконечники стрел; 11 – нож.
Рис. 4. 1 – гераклейская амфора; 2 – захоронение коней.
Рис. 5. Снаряжение коня 1. 1 – бронзовый нахрапник; 2 – бронзовые пронизи; 3 – удила и псалии.
Рис. 6. Снаряжение коня 2. 1 – удила и псалии; 2 – железная подпружная пряжка; 3 – бронзовая пряжка; 4 – бронзовые ворварки; 5 – бронзовые бляхи; 6 – бронзовые пронизи.
Рис. 7. Снаряжение коня 3. 1 - удила и псалии; 2 – бронзовые бляхи; 3 – серебряная подвеска; 4 – железная подпружная пряжка; 5 – звено железной цепочки.
Список сокращений.
МИА – Материалы и исследования по археологии СССР САИ – Свод археологических источников
[1] Мелюкова 1999, 60-97. [2] Кузнецова 2004, 260. [3] Колтухов 2006. Рис. 1. [4] Колтухов, Мыц 1998, 104-105. [5] Колтухов 2005, 291-292. [6] Колтухов 2006, 240. [7] Монахов 2003, 95, 110. [8] Колтухов 1999, 139-140. [9] Колтухов 2001, 65-70. [10] Мелюкова 1964, 28 Рис.1. [11] Плешивенко 1991, 60 Рис. 5. [12] Кетрару Четвериков 2005, 110, 102 Рис. 14: е. [13] Марченко Житников Копылов 2000, 223 Рис. 93: 7. [14] Мелюкова 1964, Табл. 14: 12; Виноградов 1993, 174 Рис. 1: 6. [15] Мелюкова 1964, 40. [16] Лукьяшко 2000, 175 Рис. 8: 12. [17] Пузикова 2001, 169 Рис. 28: 2. [18] Савченко 2004, 168 Рис.5: 3. [19] Ковпаненко Бессонова Скорый 1989, 119 Рис. 37:3. [20] Смирнов 1984, 136 Рис. 62:1. [21] Рябова 1984, 40. [22] Монахов 1999, 126. [23] Монахов 2003, 125. [24] Монахов 2003, 134. [25] Монахов 1999, 290, 296. [26] Евдокимов Фридман 1991, 93 Рис. 15: 2. [27] Монахов 2003, 132-133. [28] Ильинская 1973, 42-63. [29] Болтрик Фиалко 2005, 236-258; Мозолевский Полин 2005, 300-316. [30] Китов Агре 2002, 200 Обр. 69. [31] Ковпаненко Бессонова Скорый 1989, 126 Рис. 39: 30. [32] Березуцкий Разуваев 2004, 59 Рис. 4: 6, 8. [33] Ильинская 1973, 54. [34] Мозолевский Полин 2004, 118 Рис. 53: 6-7. [35] Пузикова 2001, 172 Рис. 31: 4. [36] Смирнов 1984, 130 Рис. 58: 6. [37]Пузикова 2001, 163 Рис. 22: 9-10. [38] Мелюкова 1979, 221 Рис. 47: 11; Ковпаненко Бессонова Скорый 1989, 123, 126 Рис.39: 5, 10. [39] Мозолевский 1979, 41 Рис. 24: 8. [40] Мелюкова 1979, 221 Рис. 47:12-13. [41] Манцевич 1987, Кат.11. [42] Смирнов 1984, 142 Рис. 63: 2. [43] Ильинская 1973, 57 Рис.8:18 [44] Тереножкин Мозолевский 1988, 138 Рис. 152: 11.
[45] Мозолевський 1979, 41 Рис. 24: 4. [46] Мозоленский Полин 2005, 89 Рис. 21: 2. [47] Фиалко 2004, 271. [48] Силантьева 1959, 56, 71, 83. [49] Яковенко 1973, 67. [50] Ольховский 1991, 117. |